Комедия в стихах (1822–1825, опубл. 1833)
Ранним утром служанка Лиза стучится в спальню к
барышне. Софья откликается не сразу: она всю ночь беседовала со своим
возлюбленным, секретарем отца Молчалиным, живущим в этом же доме.
Неслышно появившийся отец Софьи, Павел Афанасьевич
Фамусов, заигрывает с Лизой, которой еле удается отбиться от барина.
Испугавшись, что его могут услышать, Фамусов исчезает.
Выходя от Софьи, Молчалин в дверях сталкивается с
Фамусовым, который интересуется, что делает здесь секретарь в столь
ранний час? Фамусова, ставящего в пример собственное «монашеское
поведение», кое-как успокаивают.
Оставшись с Лизой вдвоем, Софья мечтательно
вспоминает о так быстро промелькнувшей ночи, когда они с Молчалиным
«забылись музыкой, и время шло так плавно», а служанка еле сдерживает
смех.
Лиза напоминает госпоже о прежней ее сердечной
склонности, Александре Андреевиче Чацком, который уже три года
странствует в чужих краях. Софья же говорит, что ее отношения с Чацким
не выходили за пределы детской дружбы. Она сопоставляет Чацкого с
Молчалиным и находит в последнем достоинства (чувствительность, робость,
альтруизм), которых нет у Чацкого.
Неожиданно появляется сам Чацкий. Он засыпает Софью
вопросами: что нового в Москве? как поживают их общие знакомые,
кажущиеся Чацкому смешными и нелепыми? Без всякой задней мысли он
нелестно отзывается о Молчалине, который, вероятно, сделал карьеру
(«ведь нынче любят бессловесных»).
Софью это задевает настолько, что она шепчет про себя: «Не человек, змея!»
Входит Фамусов, тоже не слишком обрадованный визитом
Чацкого, и спрашивает, где Чацкий пропадал и чем занимался. Чацкий
обещает обо всем рассказать вечером, поскольку он еще и домой не успел
заехать.
Во второй половине дня Чацкий снова появляется в
доме Фамусова и расспрашивает Павла Афанасьевича о дочери. Фамусов
настораживается, уж не метит ли Чацкий в женихи? А как бы отреагировал
на это Фамусов? — в свою очередь осведомляется молодой человек. Фамусов
уклоняется от прямого ответа, советуя гостю сначала привести в порядок
дела и добиться успехов по службе.
«Служить бы рад, прислуживаться тошно», — заявляет
Чацкий. Фамусов упрекает его в излишней «гордости» и ставит в пример
покойного своего дядю, который добился чинов и богатства, раболепно
прислуживая императрице.
Чацкого этот образец никак не устраивает. Он
находит, что «век покорности и страха» уходит в прошлое, а Фамусова эти
«вольнодумные речи» возмущают, он и слушать не желает таких нападок на
«золотой век».
Слуга докладывает о прибытии нового гостя,
полковника Скалозуба, которого Фамусов всячески обхаживает, считая
выгодным женихом. Скалозуб простодушно хвастается своими служебными
успехами, которые достигнуты отнюдь не воинскими подвигами.
Фамусов произносит пространный панегирик московскому
дворянству с его хлебосольством, консервативными старичками вельможами,
властолюбивыми матронами и умеющими себя преподнести девицами. Он
рекомендует Чацкого Скалозубу, причем фамусовские похвалы для Чацкого
звучат почти как оскорбление. Не выдержав, Чацкий разражается монологом,
в котором обрушивается на тех льстецов и крепостников, что восхищают
хозяина дома, обличает их «слабодушие, рассудка нищету».
Мало что понявший из речей Чацкого Скалозуб
соглашается с ним в оценке напыщенных гвардейцев. Армия, по мнению
бравого служаки, ничуть не хуже «гвардионцев».
Вбегает Софья и бросается к окну с криком: «Ах, Боже
мой, упал, убился!» Оказывается, это Молчалин «треснулся» с лошади
(выражение Скалозуба).
Чацкий задумывается: почему так испугана Софья?
Вскоре приходит Молчалин и успокаивает присутствующих — ничего страшного
не произошло.
Софья старается оправдать свой неосторожный порыв, но лишь усиливает зародившиеся у Чацкого подозрения.
Оставшись наедине с Молчалиным, Софья тревожится о
его здоровье, а тот обеспокоен ее несдержанностью («Злые языки страшнее
пистолета»).
После разговора с Софьей Чацкий приходит к выводу,
что она не может любить столь ничтожного человека, но тем не менее
бьется над загадкой: кто же ее возлюбленный?
Затевает Чацкий беседу и с Молчалиным и еще более
укрепляется в своем мнении: невозможно любить того, чьи достоинства
сводятся к «умеренности и аккуратности», того, кто не решается иметь
собственное мнение и преклоняется перед знатностью и властью.
На вечер к Фамусову продолжают съезжаться гости.
Первыми прибывают супруги Горичевы, старые знакомые Чацкого, с которыми
он беседует по-дружески, тепло вспоминая прошлое.
Появляются и другие лица (княгиня с шестью дочерями,
князь Тугоуховский и др.) и ведут пустейшие разговоры. Графиня-внучка
пытается уколоть Чацкого, но он легко и остроумно парирует ее выпад.
Горич представляет Чацкому Загорецкого, прямо в
глаза характеризуя последнего как «мошенника» и «плута», но тот делает
вид, что нисколько не задет.
Приезжает Хлестова, старуха властная и не терпящая
никаких возражений. Перед ней проходят Чацкий, Скалозуб и Молчалин.
Благоволение Хлестова выражает лишь секретарю Фамусова, поскольку он
хвалит ее собачку.
Обращаясь к Софье, Чацкий иронизирует по этому
поводу. Софью саркастическая речь Чацкого бесит, и она решает отомстить
за Молчалива. Переходя от одной группы гостей к другой, она исподволь
намекает на то, что Чацкий, похоже, не в своем уме.
Слух этот тотчас разносится по всей гостиной, а
Загорецкий добавляет новые подробности: «Схватили, в желтый дом, и на
цепь посадили». Окончательный приговор выносит графиня-бабушка, глухая и
почти выжившая из ума: Чацкий — басурман и вольтерьянец. В общем хоре
возмущенных голосов достается и всем прочим вольнодумцам — профессорам,
химикам, баснописцам…
Чацкий, потерянно бродящий в толпе чуждых ему по
духу людей, сталкивается с Софьей и с негодованием обрушивается на
московское дворянство, которое преклоняется перед ничтожеством только
потому, что оно имело счастье родиться во Франции. Сам Чацкий убежден,
что «умный» и «бодрый» русский народ и его обычаи во многом выше и лучше
иностранных, но его никто не хочет слушать. Все кружатся в вальсе с
величайшим усердием.
Гости уже начинают расходиться, когда опрометью
вбегает еще один старый знакомый Чацкого, Репетилов. Он кидается к
Чацкому с распростертыми объятиями, с места в карьер начинает каяться в
различных прегрешениях и приглашает Чацкого посетить «секретнейший
союз», состоящий из «решительных людей», которые безбоязненно рассуждают
о «матерьях важных». Однако Чацкий, знающий цену Репетилову, кратко
характеризует деятельность Репетилова и его друзей: «Шумите вы и
только!»
Репетилов переключается на Скалозуба, рассказывая
ему горестную историю своей женитьбы, но и тут не находит
взаимопонимания. Лишь с одним Загорецким удается Репетилову вступить в
разговор, да и то предметом их обсуждения становится сумасшествие
Чацкого. Репетилов сначала не верит слуху, но остальные настойчиво
убеждают его, что Чацкий — настоящий сумасшедший.
Задержавшийся в комнате швейцара Чацкий все это
слышит и негодует на клеветников. Его беспокоит только одно — знает ли
Софья о его «сумасшествии»? Ему и в голову прийти не может, что именно
она распустила этот слух.
В вестибюле появляется Лиза, за ней плетется
заспанный Молчалин. Служанка напоминает Молчалину, что барышня ждет его.
Молчалин признается ей, что ухаживает за Софьей, дабы не потерять ее
приязни и тем самым укрепить свое положение, по-настоящему же ему
нравится одна Лиза.
Это слышат тихо подошедшая Софья и прячущийся за
колонной Чацкий. Разгневанная Софья выступает вперед: «Ужасный человек!
себя я, стен стыжусь». Молчалин пытается отпереться от сказанного, но
Софья глуха к его словам и требует, чтобы он сегодня же покинул дом
своего благодетеля.
Чацкий тоже дает волю чувствам и обличает коварство
Софьи. На шум сбегается толпа слуг во главе с Фамусовым. Он грозится
отослать дочь к тетке, в саратовскую глушь, а Лизу определить в
птичницы.
Чацкий горько смеется и над собственной слепотой, и
над Софьей, и над всеми единомышленниками Фамусова, в обществе которых и
впрямь трудно сохранить рассудок. Восклицая: «Пойду искать по
свету,/Где оскорбленному есть чувству уголок!» — он навсегда покидает
некогда столь дорогой ему дом.
Сам же Фамусов более всего озабочен тем, «что станет говорить/Княгиня Марья Алексевна!»
В. П. Мещеряков |